Дмитрий тренин о том, как нашей стране преуспеть в xxi веке_ политика_ мир_ lenta. ru деньги юмор

Дмитрий тренин о том, как нашей стране преуспеть в xxi веке_ политика_ мир_ lenta. ru деньги юмор

Отношения России и Запада сегодня не похожи на холодную войну, поскольку потенциалы сторон несопоставимы, а сам конфликт не основан на конкуренции двух идеологий. Поэтому такая ситуация чревата новыми, не характерными для времен противостояния США и СССР, вызовами и угрозами. Каковы они и что нужно России, чтобы добиться успеха в новом столетии, «Лента. ру» побеседовала с директором Московского Центра Карнеги Дмитрием Трениным.

«Лента. ру»: Великобритания — близкий партнер США и традиционно выступала проводником американских интересов в Евросоюзе. После Brexit кто будет главным европейским партнером

Вашингтона?

Тренин: Германия.

А ворох проблем, накопившихся в отношениях США и ФРГ, не станет для этого препятствием?

Проблемы действительно есть, но для Берлина необходимо, чтобы его лидерство внутри ЕС было поддержано другими членами этого союза, в том числе странами Восточной Европы, которые ориентируются на Соединенные Штаты. Так что стремление к лидерству (не доминированию, а именно лидерству) Германии потребует поддержки со стороны США. Если начнут приходить сигналы о том, что Вашингтон не понимает тех или иных действий Берлина, ему будет сложнее проводить политику лидера. При этом подавляющая часть немецкой элиты настроена проамерикански. Кроме того, мы говорим о выходе Британии из ЕС, но речь о выходе какой-либо страны из Североатлантического альянса не идет. Сегодня НАТО — это более действенный инструмент американского влияния в Европе, чем, скажем, до украинского кризиса. Так что, думаю, Германия остается надежным и стабильным партнером США в ЕС на ближайшие пять-десять лет.

Скажется ли Brexit на отношениях России и Евросоюза? Может быть, теперь как-то изменится санкционная политика?

На санкционной политике Brexit никак не скажется. В ЕС существует группа стран, относящихся к России с опаской. Я их политкорректно называю «русоскептиками». Это государства Прибалтики, Польша, Швеция и Великобритания. Сейчас Соединенное Королевство выходит за пределы ЕС, в какой-то степени из-за этого влияние «русоскептиков» ослабляется. С другой стороны, оставшись без поддержки Лондона, остальные страны группы вынуждены будут еще активнее гнуть свою линию, чтобы компенсировать эту потерю. Так что не думаю, что после Brexit скептицизма в отношении России внутри Евросоюза станет меньше.

Сергей Караганов о приоритетах внешнеполитической стратегии России

Один из факторов, на которые необходимо обратить внимание, — колоссальная асимметрия России и США. Она проявляется в разнице экономического и политического потенциалов. В годы холодной войны такого не было. По крайней мере, военно-политические комплексы были примерно равными. С экономикой несколько сложнее. Конечно, советские и американские товары не конкурировали на рынке третьих стран, но СССР обладал экономикой, которая могла быть мобилизована для обеспечения нужд ВПК. В силу этих причин стороны относились друг к другу с уважением, проявляли осторожность. Если противник может нанести тебе такой ущерб, что ты просто перестанешь существовать, — ты обязан воспринимать его всерьез. Сегодня, как я уже сказал, между Россией и США существует огромная диспропорция. У меня складывалось впечатление, что те люди, которые определяют нашу политику, были крайне раздражены тем, что с Россией обращались так, будто она перестала быть ядерной державой: на нее накладывают санкции, отказывают в праве иметь легитимные интересы за пределами своих границ, с ее мнением не считались, принимая в НАТО новых членов, и так далее. Устав от всего этого, руководство России достало из кармана ядерный пистолет и положило его на стол: «Имейте в виду, что это оружие у нас по-прежнему есть, и мы полны решимости отстаивать национальные интересы, используя все имеющиеся в арсенале средства». Президент Путин, рассказывая о присоединении Крыма, упомянул, что подумывал отдать приказ о приведении стратегических ядерных сил в состояние повышенной боеготовности, чтобы у США не было соблазна вмешаться в ситуацию на Украине.

Документ дня: Истоки американского поведения в отношении России

Отношение несколько поменялось, но не очень сильно. Одной из целей российской операции в Сирии, на мой взгляд, было заставить американцев признать Россию глобальной державой. Раньше же никто, кроме самих США или их союзников, не решался на такое применение силы. А Москва решилась и заставила американцев считаться с этим фактом. Более того, она принудила Соединенные Штаты сотрудничать с ней на своих условиях — на условиях равноправия. Во главе политического урегулирования в Сирии стоят Лавров и Керри, а Пентагон вынужден был начать переговоры с российскими коллегами, чтобы избежать столкновений самолетов и предотвратить случайные удары ВКС России по американским союзникам и разведывательным группам на территории Сирии. Так что — да, изменения в восприятии России есть, но они пока не переросли в глобальное изменение отношения американского политического класса к России. По-прежнему она рассматривается как государство, пытающееся выступать не в своей весовой категории, как страна, пытающаяся удержаться на позициях, с которых она непременно скатится вниз. В Америке среди людей, занимающихся внешней политикой, превалирует мнение, что Россия находится в состоянии исторического упадка: завтра она будет слабее, чем сегодня, а послезавтра — слабее, чем днем ранее. Могут быть какие-то колебания, но траектория все равно нисходящая. Изменить это отношение одними только внешнеполитическими действиями не получится, для этого необходимы улучшения в сфере экономики. Если экономические показатели пойдут вверх, то скептикам в США придется пересмотреть свое отношение к России.

В книге «Россия и мир в XXI веке» вы пишете: «Очевидный провал евроатлантического и постсоветского интеграционных проектов развязывает руки для собственно российского национального проекта XXI века». С евроатлантической интеграцией понятно. Но что вы имели в виду, говоря, что и постсоветский интеграционный проект провалился? Речь об СНГ или Евразийский экономический союз (ЕАЭС), на ваш взгляд, тоже не задался?

Нет, он задался, но в довольно ограниченных рамках. Если мы вспомним предтечу ЕАЭС — Евразийский союз, то он задумывался как проект с более широкой и глубокой интеграцией. Более широкой, потому что подразумевалось, что частью альянса станет Украина. К слову, тогда, в 2011-2012 годах, многие говорили, что без 45 миллионов украинцев союз не наберет нужного веса, чтобы стать реальным центром силы в Евразии. Что касается глубины, то слово «экономический» в название союза было внесено нашими партнерами, которые и до украинского кризиса очень трепетно относились к своему суверенитету, а уж после ситуации с Крымом стали уделять этому вопросу еще больше внимания. Они боялись, что в рамках союза возникнут наднациональные политические институты, которые их части суверенитета лишат.

Во время одной из встреч с главными редакторами белорусских СМИ Александр Лукашенко на вопрос «Какой вы видите Белоруссию в 2030 году?» ответил примерно так: это будет, во-первых, государство, во-вторых, независимое государство, в-третьих, государство, которое ни у кого под пятой не находится. Такого же взгляда на будущее своей страны придерживается и казахстанская элита.

ЕАЭС начал работу в сложных условиях, во время кризиса. Я считаю его полезным, но он не станет российским центром силы, как многим казалось. ЕАЭС больше похож не на Евросоюз, а на Североамериканскую зону свободной торговли (НАФТА) — в нем больше экономической интеграции, чем политической.

Так, может, это и хорошо, что экономические интересы доминируют?

О том и речь. Что я хотел сказать в книге, которую вы процитировали? У нас было два проекта — план А и план Б. План А — стать на своих условиях частью Запада. Сначала говорили, что Россия могла бы быть таким вице-президентом при Соединенных Штатах. Потом стали говорить, что есть три столпа — Северная Америка, Европа и Россия, которые объединяются в Евроатлантическом сообществе. После украинского кризиса план А больше не актуален. План Б — это постсоветская интеграция, о которой мы только что говорили. В определенных рамках эта интеграция работает, но за их пределы не выходит.

В итоге сегодня мы оказались впервые за всю историю в ситуации, когда мы можем планировать наше будущее не как важная часть или центр какой-то интегративной схемы, а как национальное государство. На мой взгляд, это очень неплохо. Как национальное государство мы можем действовать более успешно. Нам не нужно отказываться от части суверенитета в пользу других стран и институтов ради интеграции в западное сообщество. У нас бы все равно это не получилось, поскольку мы не умеем подчиняться другим. Мы любим ООН только потому, что у нас там есть право вето в Совбезе. Если бы его у России не было, мы бы относились к ООН так же, как к ОБСЕ.

Что касается второй, постимперской интеграции, то она очень дорогая и при этом никто из ее участников не откажется в пользу руководимых нами институтов от значительной части своего суверенитета. Нам пришлось бы платить, но мы мало что за это получили бы. То, что произошло между Москвой и Киевом, ужасно, но при этом очень хорошо, что в итоге Украина не будет находиться на содержании у России. Сейчас у нас есть возможность развиваться для самих себя, выстраивая отношения со всеми партнерами, конкурентами и прочими акторами на глобальной сцене. Как национальное государство с глобальной контактностью мы в XXI веке сможем добиться большего, чем нам удавалось в XIX — во времена империи, или в XX — при Советском Союзе.

***********

Полная версия интервью:

Дмитрий тренин о том, как нашей стране преуспеть в xxi веке_ политика_ мир_ lenta. ru деньги юмор